Первым из смертных в Греции, кто получил божественные почести при жизни, был спартанский полководец Лисандр, и случилось это после поражения Афин в Пелопоннесской войне в 404 году до н. э.; благодарные самосские олигархи, возвращенные из эмиграции, возвели ему алтарь, приносили жертвы, пели религиозные гимны и сменили название праздника Геры на Лисандрию — «праздник Лисандра». Хотя эти почести были мимолетны, они предвосхитили более поздние события, некоторый импульс которым придали Филипп II Македонский и Александр Великий. Культ Филиппа существовал в основанном им самим городе Филиппах и, возможно, в нескольких других греческих городах. В день его гибели процессия несла изображение Филиппа вместе с ликами 12 богов-олимпийцев; такой демонстрацией он не объявлял себя богом прямо, но опосредованно уподоблял свою власть могуществу богов.
Культ Александра — более сложный феномен. До конца своей жизни Александр вел себя как благочестивый смертный, не избегавший возможности принести жертву богам. Будучи ранен, он пошутил, уверив своих товарищей, что перед ними кровь, а не «влага, какая струится у жителей неба счастливых». Александр причислял к своим предкам Геракла и Ахилла, которым поклонялись как героям и богам. Родство с подобными персонажами не было его изобретением. И другие греки до него считались потомками богов и героев вследствие их выдающихся заслуг: к примеру, известный фасосский атлет Феаген почитался сыном Геракла.
Эту традицию позднее продолжили Птолемеи, которые претендовали на происхождение одновременно от Геракла и Диониса, и Селевкиды, считавшие своим предком — или даже отцом Селевка I — Аполлона.
Когда Александр принял в Египте статус фараона, то фактически он стал сыном богом Ра, а сам — божеством. Во время его пребывания в Египте или вскоре после этого ходили слухи, что его отцом был не Филипп, а Зевс. Однако представление об Александре как о человеке, чья сила сравнима с могуществом богов и который достоин соизмеримых почестей, дополнялось его беспрецедентными военными достижениями и попытками превзойти героев и богов. Он соперничал с Гераклом, напав на Аорн, а его завоевание Индии сравнивали с индийским походом бога Диониса.
Во время кампаний Александра его культ был учрежден в нескольких городах Малой Азии: в его честь возводились жертвенные алтари, проводились соревнования, его именем назывались филы (территориальные округа в полисах). Его другу Гефестиону после смерти стали поклоняться как герою. Новшеством явилось случившееся в 323 году до н. э., когда города материковой Греции, возможно, по требованию Александра или наущению его двора, отправили священных посланников в Вавилон, чтобы почтить его как бога. Вскоре после этого Александр умер, и, за редким исключением, его культ прервался. В Малой Азии в начале II века до н. э. продолжали подносить жертвы Александру Эрифры; жрецы царя Александра зафиксированы в Эфесе во II веке до н. э., а в Эрифрах — даже в конце III века н. э.
К концу IV века до н. э. наделение царей почестями, предназначенными лишь для богов, стало обычной практикой. Одними из наиболее ранних примеров являются культы Антигона Одноглазого и Деметрия Полиоркета в Афинах. Когда Деметрий освободил Афины от гарнизона Кассандра (307 г. до н. э.), афиняне провозгласили Антигона и Деметрия «спасителями» (soteres) города; был возведен алтарь, и новоназначенные «жрецы спасителей» совершили жертвоприношения; две новые филы были названы в честь спасителей Антигониди и Деметриада; были учреждены ежегодные празднества с процессией, жертвоприношением и состязаниями.
В большинстве городов почитание царей и, куда реже, цариц состояло из тех же элементов. Правителю посвящался названный в его честь теменос (священный участок). На нем сооружался алтарь для жертвоприношений царю. Его статуя ставилась в уже существующем храме наряду со статуей традиционного бога, с которым царь «делил храм» (synnaos). Ежегодно назначался жрец, наблюдавший за жертвоприношениями, которые совершались на празднике. Греческие празднества проводились обыкновенно в день рождения бога и включали в себя процессию, принесение жертв и атлетические состязания. Эти черты определяли модель городского культа правителя. Фестиваль назывался в честь царя (например, Антиохии — в честь Антиоха).
Хорошим примером служит учреждение божественных почестей для Селевка I и Антиоха I в малоазийском городе Эги сразу же после их победы при Курупедионе в 281 году до н. э. Жители Эг помимо наделения обоих царей эпитетом Сотер в знак освобождения ими города предприняли ряд мер: построен храм рядом с теменосом Аполлона, поставлены две культовые статуи, возведены два алтаря для царей, а также алтарь и статуя «богини-спасительницы» Сотиры (вероятно, Афины), а на празднествах в честь Аполлона в жертву Селевку и Антиоху были принесены два быка. В дальнейшем жертвоприношения в честь освобождения города стали совершаться каждый месяц, а также в месяц Селевкейон (названный в честь Селевка). Для поклонения царям ежегодно избирался жрец. Он, облаченный в лавровый венок, диадему и роскошное одеяние, должен был совершать жертвоприношение на царском алтаре, предварявшее каждый сход или народное собрание. Специальный глашатай добавлял имена царей во все молитвы, а ко всем священным возлияниям, совершавшимся перед должностными лицами, добавилось курение благовоний, сопровождаемое молитвами к Сотерам. В честь Селевка и Антиоха также были названы две новые филы; совет старейшин был назван в честь Селевка, а собрание полководцев — в честь Антиоха.
Мы можем наблюдать сходные черты, но с добавлением дополнительных почестей, в малоазийском Теосе в 204 году до н. э., когда этот город выразил благодарность Антиоху III за освобождение его от податей и признание неприкосновенности города. Благодарные граждане наградили Антиоха III и царицу, его «сестру» Лаодику, почестями, которые приравнивали их к богам. Изваяния Антиоха и Лаодики были поставлены рядом со статуей покровителя города Диониса, «дабы те, кто сделал этот город и его землю священными и неприкосновенными, освободил нас от подати и проявил благосклонность по отношению к народу и объединению дионисийских актеров, получили от нас все почести в лучшем виде; разделив с Дионисом храм и прочий почет, они совокупно будут почитаться спасителями нашего города и совокупно будут нести нам благо».
Был учрежден новый фестиваль, названный в честь царской четы (Antiocheia kai Laodikeia). Каждая фила должна была воздвигнуть царю и царице алтарь и приносить им жертвы так же, как они приносили жертвы Посейдону. Кроме того, к празднествам и домашним жертвоприношениям предлагалось присоединиться жителям, не имевшим гражданства. В праздничные дни в знак торжества каждый должен был носить венок; суды закрывались, прерывалась всякая работа. Зал в здании городского совета, где объявил о своем благоволении Антиох Великий, освятили и там же поставили статую. В первый день года все должностные лица обязаны были приносить жертвы. Поскольку изваяние царя стояло в зале заседаний, все обсуждения члены совета проводили будто бы перед царским взором.
Помимо Антиоха III жертвоприношения совершались двум божествам, символизировавшим природу славы: харитам, олицетворявшим благодарность и милость, и Мнеме — памяти. Подношения выражали идею того, что теосцы вечно будут помнить оказанные им милости и чувствовать постоянную благодарность за них. В день Нового года все избранные на год должностные лица должны были «приносить жертву за их введение в должность, дабы они приняли пост с добрым началом»; таким образом, новогодние торжества стали празднествами в честь царя. В этот день молодые люди, оканчивавшие воспитание эфебов и входившие в состав гражданского коллектива, приносили жертвы царской чете, «чтобы не начать публичной деятельности, не отблагодарив благоволителей, ибо мы учим нашу молодежь считать второстепенным все помимо выражения благодарности». Победители атлетических состязаний, входя в город, возлагали на статуи венки и совершали им жертвоприношения. Дабы отблагодарить царя за безопасность обработки земли и получение от нее урожая, первые плоды помещались напротив царской статуи, а жрец покрывал ее голову венцом, соответствовавшим сезону. Царице Лаодике был посвящен фонтан: «Так как царица благочестива к богам и благоволит народу, будет правильно, чтобы все, кто чтит богов и совершает омовения, брал воду из этого фонтана для подготовки жертвоприношения… Все жрецы и жрицы, которые совершают жертвоприношения от лица города, должны использовать эту воду при всех жертвоприношениях, требующих воды».
Эти ритуалы связывали с царской четой основные аспекты жизни: принятие решений на народном собрании, осуществление должностными лицами исполнительной власти, воспитание молодежи, гражданские права, победы в атлетических состязаниях, земледелие, семью и культ Диониса. Царь и царица символически присутствовали в политической жизни и гражданских обрядах; они отождествлялись с абстрактными идеями памяти, спасения, защиты, свободы и благодарности. Ритуалы приравнивали влияние царской власти к воздействию воли богов. Антиох III, подобно богу, ниспослал процветание.
Почитанием его как бога теосцы проявляли благодарность, но также и выражали надежду на то, что царская милость будет обращена к ним и далее. Царский культ как выражение признательности был стратегией убеждения: он обязывал царя сохранять свою благосклонность. Для того чтобы добиться пожертвований от царей, города представляли себя слабыми, страдающими и зависимыми, конструируя тем самым образ могущественного монарха. Сравнивая царскую власть с божественной, города косвенно вынуждали правителя действовать соответствующим образом. Иногда в связи с культом правителя используется термин isotheoi timai (почести, равные божественным). Определение isotheos указывало на то обстоятельство, что цари эпохи эллинизма не были богами; они лишь почитались как боги. Это представление позволяло эллинистическим грекам придать царям статус выше статуса обычного смертного, не обожествляя их.
Поклонение царям и царицам носило официальный характер; даже в том случае, если жертвы приносились дома, они были официально предписаны. Люди не обращались к царям с молитвами об их личных заботах. Лишь царица Арсиноя II удостоилась частного культа после своей смерти ок. 268 года до н. э. Она считалась покровительницей моряков и была популярной богиней в Восточном Средиземноморье, отождествляемой с такими традиционными патронами мореходов, как Афродита и Исида.
Мировоззрение, стоявшее за царским культом, можно наблюдать в гимне, который афиняне исполняли в 291 году до н. э., встречая Деметрия Полиоркета. Он продумал свое прибытие в Афины таким образом, чтобы оно совпало с празднованием посвященных Деметре Элевсинских мистерий; встретить его вышла процессия из хоров и ithyphalloi (мужчины в костюмах с эрегированными фаллосами), танцевавших и распевавших на улице:
Как боги всеблагие и всесильные
Городу мирволят!
Издалека Деметрия с Деметрою
К нам приводит случай:
Она справляет Девы Коры [Персефоны] в городе
Таинства святые.
А он, сияя красотой, улыбчивый,
Словно бог нисходит…
Величественно выступает он, кольцом
Тесно встали други,
Как звезды в небе, верные соратники —
Сам он словно солнце!
О, здравствуй, отпрыск Посейдона мощного.
Здравствуй, сын Киприды!
Иные боги далеко находятся,
К ним мольбы напрасны,
И нет их здесь, не внемлет ни один из них.
Ты — стоишь перед нами
Не каменный, не деревянный, но живой.
Молимся тебе мы:
О милосерднейший, дай поскорей нам мир,
Всемогущ ты ныне!
Не Фивы, нет, теперь Элладу целую
Сфинга одолела:
На этолийских скалах возлегла она,
Словно встарь, ужасна,
И жизни наши похищает, алчная —
Нет в нас сил сражаться!
Вор этолийский крал, что далеко лежит,
Ныне — что поближе!
Карай его своею властью — или же
Сам найди Эдипа,
Чтоб Сфингу эту он со скал высоких сверг
Или опозорил. [Афиней. Пир мудрецов. I–VIII. — М., 2004.]
Песня отдает дань эпифании богов — то есть свидетельству их присутствия; этот жанр с помощью эпитетов и превосходных степеней воспевает их зримые и ощутимые силы; он обращается к желанию богов, достойных этого звания, выслушать молитвы. Таковы важные черты эллинистического божественного культа. Согласно религиозной концепции, лежащей в основе данного гимна, истинный бог, в отличие от немых изображений, охотно общается со смертными и выслушивает их мольбы. Деметрий «истинный» в силу своего зримого и ощутимого присутствия, ровно так же, как истинными богами являются лишь те божества, что вторгаются в земной мир и показывают свою мощь. Заявляя, что значение имеют лишь те боги, что прислушиваются к мольбам, поэт как бы предупреждал Деметрия, что и его сакральность зависела от этого качества. Как истинному богу ему необходимо было демонстрировать свое умение выслушивать просьбы афинян и защищать их от врагов.
Божественная природа смертных основывалась на эффективности. Как сказал историк начала III века н. э. Дион Кассий,
«[т]олько доблесть [arete] делает многих равными богам [isotheos], но ни один человек никогда не становился богом в результате народного голосования».
Если царский культ, устанавливаемый городами, был ответом на оказанные в прошлом или ожидающиеся в будущем милости и усиливал, таким образом, связь между городом и царем, то династический культ правителя, вводимый двором, имел иные истоки и преследовал иные задачи: он обеспечивал объединение всех обширных территорий и связь царей с их подданными. Изначально династический культ представлял собой обожествление умершего правителя; затем он распространился также и на живых царей.
Когда в 283 году до н. э. умер Птолемей I, его сын и наследник Птолемей II объявил отца богом; той же чести была удостоена и его вдова Береника в 279 году до н. э. Усопшая царская чета почиталась в качестве «богов-спасителей» (theoi soteres). Когда умерла жена и сестра Птолемея II Арсиноя (268 г. до н. э.?) — или, возможно, даже до ее смерти, — в храмах всех местных божеств Египта был учрежден ее культ. В завуалированном виде Птолемей II, ассоциируя себя и свою сестру с культом Александра Великого, распространял и утверждал свое господство. Жрец Александра становился также и жрецом богов Адельфов, «любящих брата и сестры» (theoi philadelphoi). Все его наследники делали то же самое — прибавляли к титулу жреца свои эпитеты. Так культ Александра в Александрии трансформировался в династический культ. Именем этого «эпонимного» («дающего имена») жреца датировались публичные документы, что подчеркивало как династическую преемственность, так и божественную природу монархии.
В дополнение к этому культу Птолемеи также почитались в египетских святилищах как «разделявшие храм божества» (synnaoi theoi) и получали ежедневные возлияния и воскурения. Главным адресатом этого культа было местное население. Время проведения династических празднеств часто соотносилось с египетскими традициями; почитание Арсинои II оплачивалось средствами, которые обычно шли на содержание местных египетских храмов, а декреты египетских жрецов, высекавшиеся на камне местным письмом, обращались к членам царской семьи с использованием традиционной египетской религиозной лексики. Такие практики позволяли местному населению признать царя Птолемея III своим фараоном.
За пределами Египта, в птолемеевских владениях в Малой Азии, на Кипре и Эгейских островах, династический культ практиковали солдаты, служившие в птолемеевских гарнизонах, устанавливая таким образом связь с центром власти в отдаленной столице. Династический культ Птолемеев имел огромное значение для поддержания сети контактов и создания эффекта величия. Величайший монарх этого царства Птолемей II сознательно использовал данный культ с такими целями, учредив Птолемейи, на которые города со всего греческого мира должны были посылать феоров (священных посланников).
Царство Селевкидов было менее однородно, нежели птолемеевский Египет. Хотя они не могли учредить свой династический культ на основе существовавших ранее практик (вроде фараоновских традиций), все же они могли воспользоваться объединяющим действием религиозного почитания. Обожествление покойного монарха было стандартной процедурой со времени Антиоха I, однако новшество внедрил Антиох III, установивший собственный прижизненный культ. Он учредил должность верховного жреца себя самого и своих предков (209 г. до н. э.?), а несколько позднее — верховного жреца его жены Лаодики.
Династический культ давал монархам в рамках подконтрольных им царств идеологическую поддержку их власти и позволял местному населению принимать участие в особом виде поклонения, в котором оно замечало знакомые черты. С другой стороны, города использовали царский культ в качестве инструмента, с помощью которого они устанавливали более прочную связь с монархом и прямо выражали свою благодарность за милости, оказанные в прошлом, а также надежду на новые в будущем. Подобным же образом цари и царицы отвечали на эти почести, обещая принимать во внимание интересы городов. В деликатных взаимоотношениях полиса и царя города поощряли царское великодушие и создавали образ монарха, господствующего и обладающего неограниченной властью, равной божеской.